За окном кричат чайки. Если закрыть глаза то… нет, не кажется, что ты на море. Совсем. То ли посторонние звуки мешают, то ли шума прибоя не хватает, то ли совсем не морская, хоть и теплая, погода не создает нужного настроения, то ли все вместе взятое.

Минские чайки, кстати говоря, давно уже расширили свой ареал далеко за пределы прибрежной полосы Свислочи и многочисленных водохранилищ города, и теперь, можно сказать, в полку крылатых городских крыс прибыло. Чайки не брезгуют рыться вместе с воронами и галками в контейнерах с мусором, не гнушаются отбирать угощения у голубей и даже попрошайничать вместо них. Только вот шума от них больше, чем от других помойных птиц. Всего пара чаек может поднять своим криком с утра пораньше весь квартал. 

Выживает хитрейший. Река в городе не отличается ни чистотой, ни разнообразием фауны, водохранилища либо окружены лесо-парками, либо пляжами, где особо поживиться нечем, — вот и пришлось чайкам идти в нехарактерные для себя условия. Либо погибать.

Жизнь всегда найдет лазейку. Даже в самых недружелюбных изменениях условий. Да, пара-тройка десятков (а, может, и сотен) видов вымрет, но основная идея — жизнь — никуда не денется. Победа за жизнью, даже если единственными выжившими будут простейшие. Интересно только, будет ли хитрейшим наш вид, снова, как на заре своего существования. Сможем ли мы эволиционировать и найти свою лазейку, или как любой господствующий вид закостенеем в своем положении «сверху», потеряем хватку и вымрем?

С Дэном частенько дискутируем на эту тему. Он у меня оптимист — верит в освоение новых планет, тераформирование и склоняется к тому, что, в конце концов, человечество выйдет за пределы Земли и новая волна природных катаклизмов и очередное глобальное вымирание ему будут ни по чем. Я пессимист. И, хотя, футуристические картины милы моему сердцу, я не верю, что человечество в состоянии расстаться с любимым занятием срать, где ест, и убивать друг друга просто так, ради интереса. Я считаю, что толчком к развитию послужит какая-то серьезная катастрофа. И человечество, как раз-таки, не успеет свалить с планеты, потеряет три четверти (а лучше больше) своей численности, упадет мордой в грязь — и вот только тогда, когда угроза будет более чем явной, когда будет стоять вопрос о вымирании людей как вида, только тогда, возможно, произойдет новый эволюционный рывок. А сейчас мы не эволюционируем. Сейчас мы вырождаемся. Сытая особь не ищет пищи — она же и так сытая.